Проклятье в летнюю ночь.
Господи, какие же глупцы эти смертные!
Уильям Шекспир
Проклятия. Вот достойный предмет для обсуждения в теме низшей магии!
Работают ли проклятия? Вы когда-нибудь были прокляты? Я имею в виду действительно прокляты — прокляты кем-то, кто верит, что способен на это, кто не делает секрета из того, что он наложил проклятие на вас; кем-то, кто готов радоваться новостям о ваших страданиях и невзгодах и берет на себя кармическую ответственность за все ваши беды? Даже если вы не верите в силу проклятий, все равно тревожно от мысли, что кто-то настолько вас боится или ненавидит, что готов проецировать на вас всю свою злобу в виде концентрированного луча магического проклятия.
Вот почему, в некотором смысле, не имеет значения, верите вы в проклятия или нет. Если кто-то проклял вас, вы узнали об этом и это создает вам дискомфорт — то, в хотя бы частично, проклятие уже работает. Как бы вы справились с чем-то вроде это? Как бы вы нейтрализовали проклятие, не окунувшись в безумный и ядовитый мир проклинателя? Это история о недоразумении, проклятии и импровизированном ритуале, придуманном для его снятия.
Это недоразумение возникло между двумя очень дорогими друзьями моей семьи, оба из которых были практикующими магами. Один — видный иностранный кинорежиссер (я буду называть его Ф. Ф.); другой, в то время — художник и писатель (его я буду называть С. А.). Один все еще жив; второй уже, к сожалению, умер. Уважая частную жизнь и воспоминания как живых, так и мертвых, я не буду раскрывать их личности, но скажу, что, вполне вероятно, их имена были бы знакомы по крайней мере некоторых из тех, кто читает эти слова.
С. А. был большим поклонником творчества Ф. Ф., а осенью 1981 он убедил меня и нескольких других братьев по ложе, поехать в северную часть штата Нью-Йорк, чтобы посетить кинофестиваль, где Ф. Ф. должен был выступить и показать несколько своих фильмов. После мероприятия у С. А. и меня была возможность выпить с Ф. Ф. и поговорить. Мы, все трое, практиковали магию вообще, и магию Алистера Кроули в частности, настоящие родственные души. Прежде чем мы расстались, я дал Ф. Ф. свой номер телефона и попросил его позвонить мне в следующий раз, когда он будет в окрестностях Лос-Анджелеса, добавив, что он всегда будет более чем желанным гостем у Дюкеттов, если окажется поблизости. Хотя я и не думал, что он примет мое приглашение.
Но примерно через неделю мне позвонил Ф. Ф., сообщив, что он все еще в стране и остановился у друга в Сан-Диего. Он сказал мне, что через два дня должен посетить остров Каталина, но если мое предложение все еще в силе, он будет счастлив до тех пор погостить у нас. Он так же сказал, что привезет копию своего новейшего фильма, и мы сможем устроить домашний премьерный показ для членов нашей Ложи. Это было возмутительно замечательное и доброе предложение, и я незамедлительно его принял.
Естественно, С. А. был вне себя от волнения и одним из первых приехал на вечер кино. Еще один из членов нашей ложи пошел в торговый центр и купил экземпляры одной из книг Ф. Ф., все, которые только были в магазине. После захватывающего ночного просмотра фильм, все разошлись по домам с автографами. Это было действительно очень запоминающееся событие. С. А. задержался допоздна поболтать с Ф. Ф. и, прежде чем отправиться домой, предложил отвезти его на пароме Каталина на следующий день. Ф. Ф. согласился. Мы все были в блаженстве от этой короткой, но приятной встречи со знаменитостью, и я рад сказать, что Ф. Ф. продолжает по сей день быть другом семьи Дюкетт. К сожалению, его дружба с С. A. ее продлилась так же долго.
Я чувствую необходимость сделать паузу и напомнить читателю, что гениальные творцы могут порой обладать самым переменчивым темпераментом. Они могут быть нервными, непредсказуемыми и капризными. Кроме того, иногда творческая энергия, бурлящая внутри них, не может оставаться в рамках художественного творчества. Тогда она просто выплескивается на ничего не подозревающих людей вокруг, неся хаос и разрушение.
Через пару дней после поездки с Ф. Ф. на пароме, С. А. получил по почте изящно украшенное письмо от Ф. Ф. Он взволнованно открыл конверт, ожидая найти внутри благодарственное письмо или что-то подобное — это было бы вполне в духе Ф. Ф. Вместо этого он обнаружил внутри красноречиво составленное стихотворение, написанное тонкой каллиграфией, и содержащее адресованное лично ему ужасное проклятие. С какой стати?
По-видимому, когда Ф. Ф. прибыл в отель в Каталине и распаковал свои сумки, он обнаружил, что пузырек с лекарством, который должен был содержать таблетки, назначенные врачом и важные для его душевного здоровья, был кем-то опустошен и снова наполнен обычным аспирином. По понятным причинам расстроенный, он полностью проигнорировал возможность любого другого объяснения, и решил, что это наш дорогой С. А. был виновником кражи лекарства, и что на такое воровство нужно ответить магическим проклятием.
Естественно, мы все были очень шокированы и смущены этим происшествием. Как хозяин дома, я чувствовал себя ответственным за все, что в нем происходило, так что сразу же отправил ему чек на сумму, которая, по мои оценкам, должна покрыть стоимость лекарств, а так же записку, в которой выразил уверенность, что С. A. — последний человек на Земле, который будет копаться в чужом багаже и воровать лекарства. Я был уверен, что должно быть другое объяснение. Ф. Ф. принял чек и любезно заверил меня, что ни в чем меня не винит. Тем не менее, он твердо верил, что С. А. был виновником кражи.
С.А., разумеется, был очень расстроен. Однако вскоре его печаль сменилась гневом из-за того, что его обвинили в подобном поступке, особенно кто-то, кого он буквально боготворил и считал замечательным человеком. В последующие дни он впал в мрачную депрессию. Сами по себе его обида и разочарование уже вызвали эффект, схожий с магическим проклятием. Он выполнил стандартные изгоняющие ритуалы и предпринял обычные меры, рекомендованные для психической самозащиты, но ничто не помогло улучшить состояние его духа. В конце концов, я предложил попробовать кое-что совсем другое, чтобы нейтрализовать проклятие и помочь нашему брату избавиться от депрессии. Я считал, что всю вину можно свалить на этакого «демона» — не духа из Гоэтии или магии Абрамелина, а «демона» связанного с непониманием, возникшем между людьми.
Ф. Ф. видел ситуацию в извращенном свете, словно сам (в метафорическом смысле) был околдован. Магическое решение стало очевидным, когда я еще раз взглянул на бумагу, на которой было написано проклятие. Но прежде чем я перейду к деталям нашей маленькой церемонии, мне, для точной передачи ее смысла, придется рассказать больше о жизни самого Ф. Ф., тесно связанной с кино, начиная еще с первых звуковых картин.
Еще в молодости он впервые появился на экране в картине Макса Рейнхардта «Сон в летнюю ночь», снятой в 1935 году, первой экранизации Шекспира, вышедшей со звуком. Участие в этой классической постановке разожгло его воображение, породив страстную любовь и к кино, и к магии. Именно через «Сон в летнюю ночь» в его жизнь вошло волшебство, навсегда связавшее его с оккультизмом. Даже свое проклятие он прислал на листе пергамента, украшенном изящными изображениями фей из «Сна в летнюю ночь». А самый большой портрет на листе достался Паку, озорному помощнику короля Оберона, повелителя фей. Я видел некоторые навязчивые параллели между сюжетом пьесы и сюжетом того недоразумения, что привело к проклятию.
Оберон, желая подшутить над Титанией, королевой фей, выжидает, пока та уснет и капает ей в глаза соком волшебного растения, которое заставит ее влюбиться в первого, кого она увидите после пробуждения. Проснувшись, она первым видит Основу — одного из персонажей пьесы, человеку с головой осла (доставшейся ему в силу других магических интриг). Она влюбляется в чудище и предается с ним всяческим забавам. Что бы все еще больше запутать Пак использует сок и на других персонажах пьесы, заставляя их видеть все не таким, как на самом деле. Непонимание копится, порождая хаос, производящий комический эффект, и так до тех пор, пока Пак и Оберон не используют противоядие, что бы снять эффект сока и вернуть все на свои места.
Среди друзей нашей семьи, в те времена, все были хорошо знакомы с этой пьесой. Каждое лето, в течение многих лет, двор Дюкеттов становился полем для проведения тематической вечеринки по ее мотивам. Вечером мы собирались вместе, делили роли и веселой компанией пили вино и разыгрывали сцены из «Сна в летнюю ночь». По иронии судьбы, сходство между пьесой и проклятием, наложенным на С. А. было точнейшим. Что-то — какая-то сила, обстоятельство, заблуждение — словно заколдовало глаза Ф.Ф., заставляя все видеть искаженным, и когда он обнаружил пропажу, то обвинил в этом первого, кто пришел ему в голову. То есть последнего, кого видел сходя с парома. То есть С.А. Если бы только мы могли применить противоядие Оберона к глазам Ф.Ф., что бы он осознал свои заблуждения!
Мы, конечно, не могли сделать это физически, но, возможно, был способ сделать это магически, и поэтому сама пьеса стала основой для проекта ритуала, снимающего это проклятие. Шекспир отлично разбирался в магических свойствах растений и их мифологическом смысле. Он упоминает, по крайней мере, восемьдесят разновидностей трав в своих пьесах и стихах, двадцать шесть в одном только «Сне в летнюю ночь»! Так что первым делом я решил выяснить, какие именно растения использованы Обероном, что бы навести иллюзии, а затем снять их. В первой сцене второго акта он рассказывает Паку, что это за цветок нужен для первого пункта, и где его можно найти:
Поди сюда, мой милый Пак. Ты помнишь,
Как я однажды, сидя на мысу,
Внимал сирене, плывшей на дельфине
И певшей так пленительно и стройно,
Что яростное море присмирело
И кое-где с орбит сорвались звезды,
Чтоб музыку ее послушать?
Пак:
Помню.
Оберон
В тот миг — я это видел — пролетал
Между землей и хладною Луною
Во всеоружье Купидон. Прицелясь
В прекрасную весталку, чей престол
На Западе, он так пустил стрелу,
Что тысячи сердец легко пронзил бы.
Но Купидонов жгучий дрот погас
В сияньи чистом влажного светила,
А царственная жрица шла спокойно,
В девичьей думе, чуждая страстям.
Все ж я заметил, что стрела вонзилась
В молочно-белый западный цветок,
Теперь багровый от любовной раны;
У дев он прозван «праздною любовью».
Ты мне его достань; его ты знаешь.
Чьих сонных вежд коснется сок его,
Тот возгорится страстью к первой твари,
Которую, глаза раскрыв, увидит.
Достань его и возвратись скорее,
Чем милю проплывет левиафан.
Во времена Шекспира «праздною любовью» называли цветок фиалки трехцветной, предка анютиных глазок. Мифологическое его описание (про стрелу Амура, попавшую в сердце прекрасной весталки с троном на западе) — не особо тонкий намек на королеву Елизавету I, чья девственность (по официальным данным) никогда не была потревожена стрелой Купидона. Любовная рана, багровеющая на белом цветке — описание решения Елизаветы избегать брака и отказаться от свадебного платья (которое было бы белым) во имя пурпурных королевских одеяний. И всю тут сексуальную силу, что должна была пронзить сердце королевы, силу, которой хватило бы и на тысячу человек, Амур вложил один единственный цветок.
Опознать второй цветок, тот, который Оберон использовал для освобождения Титании и всех остальных от чар непонимания, можно по строкам в первой сцене четвертого акта:
Но я сперва царицу расколдую.
Будь такой, как ты была,
Светлым взором будь светла.
Купидонов крин багряный,
Покорись цветку Дианы.
Титания, проснись, моя царица!
Цветок Дианы (Artemisia absinthium) назван в честь Дианы, богини охоты и целомудрия (еще одна девственница). Это архаичное название полыни, растения, окторое с доисторических времен ассоциируется с колдовством. Листья полыни в большом количестве вызывают отравление, а в маленьких производят наркотический эффект.
Формат нашего ритуала должен быть очень простым — после должной подготовки мы с С,А. смажем определенные части пергамента с проклятием соком «праздной любви». Это места будут включать подпись Ф. Ф., изображение зловредного Пака, а так же слова и фразы, наиболее ярко показывающие неспособность Ф.Ф. видеть вещи в истинном свете. Затем, когда проклятие будет как следует пропитано «духом» непонимания, С. А. нейтрализует его, смазывая маслом «цветка Дианы» свободные места пергамента. Все это, разумеется, пройдет под аккомпанемент подобающих заклинаний, основанных на текстах Шекспира. Церемония обещала быть не только вполне рабочей, но и весьма веселой.
Мы решили, что нашим хамом станет самое красивое место — ботанические сады при библиотеке Хантингтона в Сан-Марино, штат Калифорния. 140 акров прекрасных шекспировских садов содержат многие растения, описанные Шекспиром — все с табличками, указывающими где именно это растение появилось в пьесах. Так что нам бы не составило труда найти нужные растения. Только вот как сорвать их, не рискуя попасться садовникам? Вот в чем вопрос!
Стоял холодный воскресный день, когда я, Констанс, С.А, и несколько наших братьев по ложе, совершили вылазку в Харрингтон. Как и ожидалось, там было весьма многолюдно. Однако шекспировский сад оказался почти пустым, и мы смогли легко найти и спереть нужные нам растения. Уходя, мы оставили небольшие подношения из наших неправедно добытых трофеев в честь самого бессмертного барда, посольку ему предстояло сыграть важную роль в нашем драматическом ритуале.
Приветствие духа Ариэля магу Просперо из «Бури» послужило нам инвокацией:
Приветствую тебя, мой повелитель!
Готов я сделать все, что ты прикажешь:
Плыть по волнам, иль ринуться в огонь,
Иль на кудрявом облаке помчаться…
Мы спустились к прудам с лилиями, и обнаружили отличное тихое место в тени гигантской магнолии, где и приступили к работе. Мы все сели на землю и окружили С. А., чтобы защитить его от посторонних глаз. Церемония была короткой и очень простой. С. А. размял в руках «праздную любовь» пока та не дала сок и смазал ей тексты, как было описано выше, читая оригинальный текст проклятия самого Оберона. Не то, что бы он точно подходил к ситуации, но тем не менее:
Что увидишь, как проснешься,
Всей душой тем увлечешься.
Пусть любовь тебя гнетет:
Будь то волк, медведь, иль кот,
Иль с щетиной жесткой боров —
Для твоих влюбленных взоров
Станет он всего милей.
Как придет, проснись скорей!
Проделав тоже самое с цветком Дианы, он смазал текст противоядием, и прочитал:
Тогда (Ф.Ф.) веки смажь травой,
Чей сок своею силою благой
Рассеять может пагубный обман;
В глазах его прояснится туман.
Проснувшимся былые заблужденья
Покажутся игрою сновиденья
Вот и все. Окончательным изгнание стали слова Пака:
Коль я не смог вас позабавить,
Легко вам будет все исправить:
Представьте, будто вы заснули
И перед вами сны мелькнули.
И вот, плохому представленью,
Как бы пустому сновиденью,
Вы окажите снисхожденье.
Мы будем благодарны век.
Притом клянусь, как честный Пэк,
Что если мы вам угодили
И злобных змей не разбудили,
То лучше все пойдет потом.
Давайте руку мне на том.
Коль мы расстанемся друзьями,
В долгу не буду перед вами.
Остаток дня мы провели в садах, наслаждая природой и искусством. С.А, сказал, что ему полегчало и мы обсудили, не следует ли сжечь сам пергамент проклятия, но С.А. решил сохранить его как память. Позже мы узнали, что у Ф.Ф. вошло в странную привычку отправлять такие проклятия всем, кто, по его мнению, чем-то его задел.
Сработал ли ритуал по мотивам «Сна в летнюю ночь»? Я думаю, это спорный вопрос. С. А. определенно перестала беспокоиться о проклятии, начал спокойно жить и в последующие годы стал успешным автором и иллюстратором. А его безвременную смерть 26 лет назад уж точно нельзя отнести на счет проклятий, кроме, разве что, тех, что он устроил себе сам. А что там насчет Ф. Ф.? Много лет спустя, через третьих лиц, мы узнали, что один из его друзей признался в подмене таблеток, которую совершил, то бы помешать Ф.Ф, злоупотреблять сильными лекарствами.
Так заканчивается история проклятия в летнюю ночь. Я надеюсь это послужило иллюстрацией того, как магические церемонии могут строиться вокруг практически любого источника, который вдохновляет мага, и что не всегда нужно буквально копировать магический ритуал описанный Джоном Ди, или Алистером Кроули, или Джеральдом Гарднером или кем-то еще.